Марш экклезиастов - Страница 104

104

Они сходили в музей и с удивлением узнали, что у Риверы в близких корешах ходил Лев Троцкий. Про Троцкого обоим известно было мало, разве что он еврей — и вдобавок несколько народных пословиц и поговорок, в которых субъект представал человеком достаточно неприятным. Впрочем, и тот факт, что Троцкий тянул жену Риверы чуть ли не в присутствии мужа, как-то не добавлял симпатий к персонажу. Жена эта, Фрида, была женщина хромая и на лицо ужасная, но картины рисовала будь здоров, куда там тому захудалому Ривере. В общем, понять этих людей искусства было непросто…

Заодно Шпак пополнил свою коллекцию ножей несколькими новыми удачными клинками. Особенно ему нравилось мачете с рукояткой, обтянутой акульей кожей.

Потом им сообщили, что маугли видели одновременно в Порт-о-Пренсе и в Кингстоне, на Ямайке. Шпак знал: и то, и другое — жуткие беспонтовые дыры, но Шандыба вдруг взбреднул Ямайкой. Рейсовые самолёты летали что туда, что туда в две недели раз, поэтому друзья просто наняли лёгкий джет. Он был хуже того, который пришлось бросить в Италии, раз в сорок, и в воздухе держался, дребезжа, — однако выбирать не приходилось. Сговорились за девятьсот зелёных до Кингстона и обратно плюс по триста за каждые сутки ожидания в порту.

Вылет назначили на завтра, на семь утра, и вечер друзья решили скоротать с недорогими девушками за гильзочкой-другой текилы. Оба текилу не жаловали, но трудно было противостоять общественному мнению…

Проснувшись в четыре утра от жуткого сушняка и не найдя ни бумажников, ни дорогих телефонов, оба даже не слишком расстроились, потому что ухудшить настроение им уже ничто не могло.

А потом Шпак сообразил, что ведь паспорта-то и основные деньги хранились в сейфе отеля! Настроение даже немного поднялось, чему весьма поспособствовало холодное пиво. С тем друзья и покинули отель…

Чтобы уже никогда в него не вернуться.

В ожидании парабеллума

В Марселе Тигран, не мелочась, снял небольшую виллу. Нам всем хотелось отдохнуть от революционных неудобств.

К марсельскому Хранителю ключа, мсье д`Арсуа, я взял Ирочку. Это было наитие. Думаю, не будь её — или будь на её месте хоть кто-то другой — ничего бы у меня не вышло. А так…

Ну, промучились мы часа четыре, это да. Мсье оказался крепким орешком. Однако в конце концов он нам поверил. Тому, что мы имеем право войти в рум…

Ирочку я оставил снаружи — такие вот закрытые пространства она тоже довольно плохо переносила. Конечно, зря я это сделал, но задним умом мы все крепки. В конце-то концов, ясный день, тихий район. Сидит себе девочка на скамейке…

Мне повезло сразу: никуда не переходя, сразу же — я нашёл одиннадцать свечек. Две оставил на месте, остальные взял.

Никто не знает — ни отец, ни Брюс, — откуда в румах берутся эти свечки. Будто кто-то невидимый изредка обходит помещения и пополняет запас. Например, в лампах всегда есть масло — и даже если их оставить горящими и спуститься в рум через год, они будут гореть…

Кроме свечек, я взял две гранулы ксериона (из трёх, что лежали в ящике) и два карабина с патронами (после Швейцарии мне было как-то неловко без оружия — словно в людном месте без штанов). И ещё я прихватил — наконец-то! — парабеллум…

Упаковал карабины в длинную картонную коробку из-под какого-то компьютерно-музыкального прибамбаса (по дороге к входу в рум я подобрал её на улице — был уверен, что пригодится) и только собрался подняться наверх, как вдруг на лестнице зазвучали шаги.

Появились: Ирочка впереди и наш японец (никак не могу запомнить его имя!) сзади. Японец держал Ирочку поперёк груди одной рукой, а другой — прижимал к её шее нож.

На плече японца болталась сумка с Граалем.

Он стал кричать что-то — с жалобными интонациями и, кажется, на ломаном английском. Но я его честно не понимал — а Ирочка, похоже, просто ни на что не реагировала. Опять возвращалась та дрянь, из которой я её так упорно выковыривал…

Я был очень зол на японца. Медленно сказал: не понимаю. Повторил по-английски — ещё медленнее. Раз, другой, третий. Кажется, до него дошло. Он понял, что словами ничего не добьётся, надо показать пальцем. А все пальцы были заняты…

Потом я сообразил, что в руке у меня парабеллум. Я показал, что осторожно кладу его на пол и отпихиваю к стене.

В полумраке могло показаться, что так я и сделал. На самом же деле я засунул пистолет за пояс сзади.

Увы, когда я встал, он провалился в штаны. Так что все мои ухищрения оказались бессмысленными. Последний штрих испортил всю картину…

Японец убрал нож от горла Ирочки. Но не ослабил хватку. Он неприятно пыхтел и потел. Подталкивая Ирочку сзади, подошёл к столу. Стал рассматривать пометки, по-птичьи наклонив голову.

Во всех румах посередине комнаты стоит стол, обычно круглый, обычно с каменной столешницей. В центр стола, на небольшое возвышение, ставят свечку — там всегда есть след от сгоревших. А дальше надо определиться, куда тебе надо — то есть либо по карте (готовых карт не существует, в своё время Брюс, отец и Костя составляли их сами), либо по меткам на стенах, либо — по меткам на столе. На столах же всегда изображён круг с нанесёнными сторонами света и с непривычным делением окружности на сорок восемь секторов…

Отец говорил, что оставлять свои пометки не принято — по каким-то скрытым причинам. Но, наверное, эта традиция, этот обычай возник в сравнительно памятные времена, потому что на некоторых столах (я случайно подслушал тот разговор отца и Брюса, клянусь!) — на некоторых столах отметки всё же были, причём очень старые. Древние. Нанесённые каким-то таинственным способом. Абсолютно непонятные и неизвестно на что указывающие.

104